Пока межсезонье, текут слюни по прошлому, которое вот-вот и станет настоящим.
Решил немного вспомнить походы прошлых лет по Белому морю. Ничего слаще я в жизни не испытывал. Заболел сразу и навсегда.
Кереть нежилая
Голомя - открытое море
Молочная река, гранитные берега
Байдарка - женщины надежней
Первый улов
"Воюксянка" или Уха на камнях.
Из моря достается рыба. Разная. Чем больше видов, тем лучше. Минимальный набор - треска, зубатка, камбала, селедка. Хорошо, если попался еще морской окунь, сиг, кумжа. Если же вдруг повезло с семгой - сказка ввосмерне.
В самом разнузданном случае уха готовилась из девяти видов рыб.
Рыба чистится, крупными кусками кладется в воду. Соль, черный перец. Лук в самом конце, минут через десять варки.
Из моря же достаются плоские камни, лежащие в воде и пахнущие далью и глубью. Камни солятся. На них крупными кусками выкладывается рыба. В бульон же мелко крошится тресковая печень или «воюкса». Варится пять минут. Для тех, кто страшится жирной жизни, в конце добавляется мелко порезанный щавель или "салАта".
Рыбу едим руками с камней, пахнущих морем. Бульоном запиваем из кружки. Пронзительно и мудро смотрим вдаль. Пляшем половецкие пляски. Вино в данном случае категорически не подходит.
Пинагор
Икра его. Малиновая. Бывает алая, бордовая, фиолетовая.
Наевшись морской рыбы в разных видах, перешли на озера.
А там не меньшая сладость
Там такое началось! Первый раз в жизни вытащил щуку, которая за пять минут до того оборвала у меня блесну. Нажарили килограмм десять. Питались до конца похода.
Караван устал. И караул устал. А спирта еще полканистры.
Поморский мальчик Стёпа:
- Вы всего лишь до Верхнего Летнего дошли. А в Сенном озере щуки гораздо больше. А в Старушечьем - кумжа.
Журнал "Дружба народов" №9, 2007г., Москва
Из рассказа "Беломор"
Был вечер. Солнце низко стояло над лесом, усталое и белесое. Небо крупным распластанным телом лежало в воде. Лес, казалось, умер — ни птичьего вскрика, ни шевеления листвы — ничего. Почему-то не было слышно журчания недалекой речки.
— Жутко, — хотелось сказать бодро, но голос сам дрогнул.
Брат кивнул, потом, усмехнувшись, взялся за спиннинг:
— Кину пару раз.
Он размахнулся и послал блесну далеко, к самой тресте. Тихо запела крученая леска, сбегая с катушки. Блесна летела долго, потом ушла в воду с негромким галечным звуком. Брат лениво стал крутить катушку. Все было как всегда — резала воду леса, пуская еле заметную рябь, чуть подрагивал кончик удилища. Блесна совсем уже подошла к лодке и готовилась всплыть на поверхность. Брат стал подымать удилище. Вдруг тихо и мощно прошла плотная, темная волна и, промахнувшись, разбилась о борт. На исходе ее разочарованно закрутился водоворот.
— Видал, — судорожно зашептал брат. Блесна испуганно выскочила из воды и заплясала высоко над головами. Ее тут же неумолимо бросили назад, в пучину. Я судорожными руками схватился за свой спиннинг.
У брата взяло сразу, лишь только тонкий лепесток ударился о воду. Казалось, рыба знала и ждала, куда он упадет. Громкий всплеск и взвизг натянутой лесы. Брат подсек. Лесу повело в сторону. Он дернул и стал выводить. Она взрезала тугую параболу на густой воде. Время замедлилось и потекло киселем. В нескольких метрах от лодки воды расступились, и вверх взлетела яркая торпеда размером в полвесла. Раскрытая белая пасть. Красные, бесстыдно растопыренные жабры. Зеленое, изогнутое страстно тело. Напряженное брюхо цвета старого сливочного масла. Упав обратно в воду, щука сорвалась и ушла.
— Не бывает, не бывает так, — брата трясло, — щука не дает свечу! Не видел! Не бывает!
Время, как и вода, стало медленным и тягучим. Засвистели блесны, словно ласточки летая над водой. В рваном ритме древнего танца заплясали в руках удилища. Начался щучий жор.
Я знал, верил, что так когда-нибудь будет. Ради этого можно было проехать тысячи километров, проползти лесами и болотами, разведать, найти, дойти. Можно было рискнуть и попрыгать на короткой волне. Можно было, и мы сделали это. И теперь воздавалось.
Щуки брали одна за одной, мы продвигались медленно вдоль берега и через каждые двадцать метров уже уверенно ждали нового рывка во вспотевших от счастья ладонях. Половина рыбин срывалась. Они просто открывали свои костистые пасти и выплевывали колючий шипастый обман. Чуть затихало, минутная передышка, мы судорожно меняли блесны, и начиналось снова. Оно и не кончалось, просто страшно было думать, что рухнет горячий восторг. Но щука брала все — “вращалки”, “колебалки”, “окуневки” и “щучьи”, блесны желтые, белые, красные, любые. Ей не было разницы, за что умирать. Сорвавшись, она снова бросалась на блесну, чтобы убить верткую тварь. Раза три казалось, что крючок цеплялся за топляк, мои руки в полдвижении останавливала темная сила, которая не могла быть живой. Я повторял смешную попытку поднять ее на поверхность — сила раздумывала. Я делал это в третий раз — сила, разочаровавшись в железном вкусе, бросала блесну и уходила вглубь. Пот и мурашки бежали по спине.
Вытащенным на борт мы ломали позвоночник, держа одной ладонью сверху за шею, второй плотно нажимая на нос. Последняя судорога прокатывалась по гибкому телу, и рыбина освобожденно ложилась на дно лодки и, расслабившись, вольно раскидывалась там. Во рту ее, в ноздрях вскипала кровь… Смерть словно была ей в сладость.
Когда устали и мы, и рыбы, когда солнце стало жалобно глядеть на бойню сквозь деревья, когда сами поняли, что хватит — смерти и жизни через край, — смотали лески и медленно, молча погребли к берегу. Слов не было. Усталость сделала восторг тихим. Опустошенность — светлым. У победы был рыбный запах и чешуя на губах. Небо, лес, озеро. Удилище поперек лодки, блесна над водой. В метре от берега тишина кончилась — из воды прыгнула последняя щука, самая большая из всех. Она вцепилась в блесну и упала в воду. Я успел схватить удилище. Брат выскочил из лодки на отмель и подтащил ее к берегу. Медленно поплыло брошенное весло. Я с усилием, как толстый круг сыра ножом разрезая, повел жалобно согнувшийся спиннинг и под конец тяжелой дуги дернул и выкинул щуку на берег. Она заплясала в прибрежных камнях, уже без блесны, свободная. Я прыгнул к ней, ногами стараясь сломать ей спину. Она вывернулась из-под сапог, оставив на них чешую и напрягшись обнаженным боком. Руками пытался схватить ее за шею — та была толста, словно, локти вверх подняв, схватил бы сзади за шею себя. Упал на нее, животом к земле придавив, но она вывернулась как сильная и злая женщина. Насмешливо хвостом пораненным ударила о камни и ушла в воду. У победы больше не было вкуса…
Полный текст здесь
http://magazines.russ.ru/druzhba/2007/9/no10.html
Вход
Регистрация
RSS
FAQ
