Эти истории – еще одно подтверждение тому, что жизнь не только предъявляет нам счет за грехи, но и щедро воздает за дела праведные.
Случилось так, что я помог когда-то одному мало знакомому человеку (не важно, как и чем), и в знак благодарности получил от него самодельный охотничий нож.
Когда я впервые увидел клинок, понял, что слухи об умельце были не напрасными. В руках у меня лежал, поблескивая холодком полированной стали, маленький шедевр с резной ручкой из редкой свилеватой березы. Это был роскошный подарок.
И С Т О Р И Я П Е Р В А Я
Однажды мы с приятелем охотились с гончей. И все у нас в тот день получалось ладненько до тех пор, пока собака не напоролась на «сумасшедшего» зайца. Нарушая все известные правила, по которым заяц должен ходить кругами, этот косоглазый усвистал абсолютно по прямой, удаляясь, все дальше и дальше, так что голос собаки уже был еле слышен.
Не сговариваясь, мы рванули следом. Спустя часа полтора, нам с трудом, но удалось перехватить разгоряченную собаку. Она еще в азарте рвалась в бой, а мы, уставшие и взмокшие от пота, просто валились с ног.
Совсем рядом обнаружился огромный нежилой муравейник, на котором мы и устроились, предварительно разровняв, чтобы можно было прилечь. Разувшись и повесив патронташ на дерево, я балдел, глядя в холодное октябрьское небо, и нет- нет да и вспоминал сакраментальное – «ну, заяц, погоди!»
После привала, чтобы, не дай бог, не зацепить еще раз местного марафонца, решили отъехать подальше.
На этот раз длинноухий оказался «нормальным», и на первом же кругу пошел плавной дугой мимо меня. Для выстрела дистанция была идеальная, однако я умудрился бабахнуть мимо. Заяц, видимо, поняв, с каким снайпером имеет дело, резко изменил направление и побежал прямо ко мне в ноги. В азарте, с трясущимися руками я умудрился промазать и вторым выстрелом. А дальше начался спектакль.
Заяц после выстрела, вместо того, чтобы дать драпака, неожиданно сел и начал демонстративно разглядывать оцепеневшего охотника с разряженным ружьем. Мне казалось, что заяц при этом даже как-то по-своему ехидно улыбался.
Не сводя с него глаз, я кое-как, осторожными движениями вытащил гильзы, и рука потянулась к патронташу. Однако вместо кожаных футляров пальцы наткнулись на пряжку ремня. Поняв, что кассеты с патронами случайно оказались сзади, я начал тихонько проворачивать ремень вокруг талии. Я сдвигал ремень, а патронов все не было. Стоя в дурацкой полусогнутой позе, словно у меня скрутило живот, я продолжал искать патроны, но находил только пряжку. А заяц всё сидит. И тут я похолодел от догадки – патронташа на мне не было! Всё это время я крутил брючный ремень – патроны остались висеть у муравейника. Но даже не это было самое страшное. На ремне остался и подаренный нож, с которым я уже сдружился, и без которого был, как без рук, и в лесу, и на рыбалке.
У приятеля патронов было с запасом, мы в тот день успели еще хорошо поохотиться. Но, когда собрались съездить за моей потерей, наш старенький уазик не захотел заводиться. Вдохнуть в него жизнь мы смогли, когда уже по-настоящему смеркалось.
На поиски оставленной в лесу амуниции выбрался только через три дня. За это время в природе многое изменилось. Подул север, и в лесу стало белым-бело. Первый снег так преобразил лес, что понять, где мы бегали за «ненормальным» зайцем, было трудно. А уж как найти спрятанный под снегом муравейник, я себе просто не представлял.
В поисках злополучного места я закладывал круги все шире и шире, по следам видел, что прочесал всю округу, но ничего похожего так и не встретил. Как же я ругал себя в эти минуты! Дурак, ну и дурак! Кто тебя заставлял вешать патронташ на дерево? Нет бы, положить на вещмешок! Точно не оставил бы… Хотя, если честно, костерил я себя от отчаяния. Знал я, знал, почему мне приглянулся сучок. Лежа на муравейнике, мне хотелось созерцать этакий лесной натюрморт: ружье, прислоненное к дереву, а чуть выше патронташ, с главным украшением – охотничьим ножом. И еще, не признаваясь себе в том до конца, мне хотелось, чтобы приятель, глядя на нож, немножко мне позавидовал.
Шло время, ноги уже гудели и просили пощады, а я всё искал и искал, раз за разом возвращаясь к мысли: так тебе и надо дураку, нечего было хвастать. И уже совсем отчаявшись, мысленно, как когда-то в детстве, обращался к ножу с просьбой простить меня и дать себя найти.
Увы, из леса я вернулся ни с чем. О патронташе потом почти не вспоминал, а вот нож не давал покоя. Однажды перед сном, когда я снова и снова мысленно бродил по лесу в поиске муравейника, меня вдруг осенило. Я даже вскочил с кровати. Как же раньше об этом не подумал! Я вспомнил, что во время привала где-то справа на вырубке бормотал тетерев. Мне удалось даже его разглядеть в просвете между деревьев. Черныш сидел на высокой березе и бубнил без азарта, но, не переставая, будто его завели каким-то ключиком.
Вот она зацепка – вырубка! От березы до места привала всего-то метров сто-сто пятьдесят, тут и ребенок сообразил бы, как дальше искать.
Назавтра я был в лесу. Снега к этому времени добавило еще больше, лес уже по-настоящему стал зимним, но все равно я был уверен в успехе.
Припорошенный патронташ вместе с ножом был заметен издали. На радостях, признаюсь, своего друга я даже поцеловал, пообещав, никогда больше не терять.
Забегая вперед, должен признать, обещание это оказалось легкомысленным.
И С Т О Р И Я В Т О Р А Я
Шли годы. Я все также продолжал носиться по лесам и озером, как угорелый.
И вот однажды, где-то в середине июля, когда паровой окунь должен выходить жировать на луды, я сидел в лодке и чертыхался, как злой Карабас-Барабас. Это же надо было такому случиться! В кои-то веки ко мне в гости приехали друзья из далекого южного города, а я, обладатель дома на берегу заповедного лесного озера, не мог угостить их ухой. По какой-то неведомой причине, о том, что надо в это время во всю кормиться и наперегонки кидаться на крючок, окуни упорно не хотели вспоминать.
Всё чаще я стал поглядывать в сторону дома, в котором заждались гости, прикидывая, какого супешника можно им сварганить взамен ухи. Но тут поплавок ожил, и первый окушок оказался в лодке. Забросив снова удочку, я замер, в полной уверенности, что наконец-то путина началась. Но, как оказалось, как началась, так тут же и закончилось.
Не в силах до конца признаться себе в поражении, я продолжал упорствовать. Для начала я переехал на глубину, но и там всё повторилось – ни поклевки. Наверное, это противостояние с несговорчивыми окунями продолжалось бы еще долго, если бы не вмешалась природа.
Из-за сосновой гривы, обрамлявшей с одной стороны озеро, появился краешек устрашающе-черной грозовой тучи. Это была какая-то странная туча. Она так низко нависала над землей, что, ее седые пряди цепляли кроны деревьев, рвались и оставались висеть на вершинах. Над сосновой гривой, надвигавшийся вал слегка приостановился, закрутился в более тугой жгут и, наконец, вся эта силища начала сползать к озеру.
Дело было не уха во всех смыслах. За свою жизнь гроз я насмотрелся, и сейчас не было ни каких сомнений – от сегодняшней всем достанется.
Пора было сматываться, но я, отложив удочку, продолжал любоваться притихшим озером. Это чуть позже всё здесь будет стонать и плакать под напором шквалистого ветра, а пока почерневшая вода сверкала глянцем расплавленного гудрона. В такие минуты все, обитатели округи затихали в ожидании колесницы Илья Пророка и слушали тишину, отпущенную для молитвы.
И вот, эту напряженную мертвую тишину, взорвал звук. Нет, не грома, как могло показаться, и не крика гагары, которые живут испокон веку на этом озере, а звук бултыхнувшегося в озеро моего ножа! В это мгновение у меня, кажется, оборвалось что-то внутри. До меня дошло, что, вытаскивая тяжелый якорь, я оперся коленом о борт лодки, нагнулся и, нож…выскользнул из сапога.
Потом я несколько дней ходил сам не свой, строя нелепые планы по спасению утопленника с помощью магнита, благо место было обозначено оставленным якорем. Но в толстом слое ила разыскать его можно было только с помощью батискафа, да и то не со стопроцентной гарантией.
Однако это еще не конец истории. Прошло недели две. На одном из постов ГАИ меня тормознули потому, как не горела фара. Грех этот не настолько велик, чтобы можно было поживиться, «гаишник», видимо, решил чего-нибудь накопать еще. Всё остальное было в ажуре, пора было отпускать, и тут обладатель жезла уже без всякой надежды, потребовал страховку. Я полез за документом в бардачок, сунул туда руку, и в это мгновение забыл не только о страховом полисе и злополучном гаишнике, я забыл, наверное, как меня зовут. В бардачке пальцы нащупали…
Здесь надо сделать небольшое отступление. Как-то засушливым летом решил почистить старый колодец около дома, сохранившегося на месте брошенной людьми деревеньки. Уже в конце, стоя по колено в грязи, я наполнял ведра, а приятель поднимал. И вот, в одном месте нога наткнулась на какой-то странный предмет. Полез рукой. Взялся за какую-то выступающую деталь неведомого мне предмета и сразу понял, что это – рукоять станкового пулемета «Максим». До этого вживую пулемет не видел ни разу, только в кино. Но эта ручка так удобно легла в ладонь, что я сразу вспомнил чапаевскую тачанку и, уже не сомневаясь, крикнул напарнику, чтобы готовил хорошую веревку.
Теперь возвращаюсь на пост ГАИ. Мои пальцы, нащупав в бардачке такую знакомую ручку утонувшего ножа, никак не хотели верить в невероятную находку, и только, когда еще и собственные глаза подтвердили сей очевидный факт, я впал в такую эйфорию, что сунул нож оторопевшему гаишнику вместо страхового полиса. Впрочем, на моем месте каждый потерял бы голову.
А вот как утопленник воскрес, объяснить не могу – остается верить, что просто случилось чудо.
И С Т О Р И Я Т Р Е Т Ь Я
С того фантастического возвращения ножа со дна озера прошло лет десять. Жизнь продолжала идти своим чередом. И вот после бесконечной зимы в наши края пришла весна. За окном во всю светило солнце, тенькали ожившие синицы, а на календаре апрель отсчитывал свои первые денечки.
Все, рыбаки, наверное, согласятся, что самая «вкусная» рыбалка бывает именно в это время. Снег на озерах уже согнало, ветра угомонились, в иные дни на льду, что тебе на курорте, загорать можно. Вот только ногам не жарко. Ледяная плита успевает вобрать в себя за зиму столько холода, что наши «вездеходы» всё еще хотят дружить с валенками. Хотя на берегу уже всё по-другому. Там уже нужны резиновые сапоги.
В поездках на Онего я брал с собой две обувки, а на берегу переобувался.
В одну из таких поездок, на выходе с озера, я отошел на пару шагов от рыбацкой натоптанной тропы и сел маленько отдохнуть и поменять обувь. Однако посидеть не удалось. Да и обувать сапоги пришлось в спешке. Друзья-торопыги во всю начали сигналить, не жалея клаксона.
Обычно, возвращаясь с рыбалки все, кроме водителя, начинают кемарить. Задремал в тот раз и я. И вот, на подъезде к городу, в мое заторможенное сознание начала закрадываться какая-то тревога. Она была еще только на подступах, и моя голова продолжала все так же безмятежно болтаться на расслабленной шее, но что-то все же случилось. Наконец, на каком-то ухабе я окончательно проснулся и замер от страшной догадки – со мной нет ножа! Шарабан был рядом, минуты хватило, чтобы убедиться в том, во что никак не хотелось верить. Ножа там, действительно, не было. И тут до меня дошло окончательно. Во время переобувания нож выпал на пляжный песок из валенка, да так и остался лежать.
Я сидел, вперившись в набегавшую ленту шоссе, и ругал последними словами и себя полоротого, и приятелей, которым так не терпелось добраться до магазина с пивом.
Положение усугублялась тем, что на завтра был уже взят билет до Москвы, и вернуться из командировки раньше следующей пятницы никак не получалось.
Ситуация была безнадежная. На этот раз с ножом можно было прощаться окончательно. Предположить, что он пролежит целую неделю не замеченным в двух шагах от тропы, по которой ежедневно проходят десятки рыбаков... Нет, в это мог поверить только сумасшедший.
И всё же, не зря говорят, что надежда умирает последней. Спустя неделю, перепрыгивая набравшие силу ручьи, я рвался на берег, к тому самому роковому месту, шепча на ходу какие-то слова своему любимому святому Николаю Чудотворцу.
На этот раз, наверное, я был услышан. Чудо свершилось снова – нож, как ни в чем не бывало, лежал на песке рядом со следом от шарабана, и ждал своего непутевого хозяина.
И С Т О Р И Я Ч Е Т В Е Р Т А Я
Сейчас уже и не вспомнить, зачем мне понадобился охотничий нож накануне Нового года. Начал искать. Перевернул всю квартиру, сходил в гараж – нигде нет. Помня о счастливой находке утопленника в бардачке, пошарил и там, увы…
На всякий случай наехал на жену, имеющую способность выкидывать ножи вместе с рыбьими отходами, однако быстро понял, на этот раз она не при чем. Не знал уже, что и подумать, а в голове, противная мыслишка вертится: как год начнёшь, так он и будет продолжаться.
В конце-концов с потерей пришлось смириться, действительно, сколько может везти дураку?
А тут однажды услышал о повышении цен на пригородные поезда, и сердце у меня екнуло. Вспомнилось, что в середине декабря приятель уговорил меня съездить порыбачить на пригородном поезде. Ехать не хотелось, потому что дорога туда невыносимо долгая, но он меня все-таки уговорил.
По обыкновению, рыбаки, заполнявшие вагоны этого «экспресса», в полумраке дежурного освещения почти всю дорогу спали. Так вот, я вспомнил, что, возвращаясь в город, снимал сапоги, чтобы дать ногам отдохнуть, а надевал их второпях, на подъезде к станции.
С этого момента загадка перестала быть загадкой – мой верный помощник вывалился под креслом из сапога, а хозяин не удосужился забрать.
Вечером, задолго до прихода поезда, я был уже на перроне. Признаюсь, чтобы склонить на свою сторону проводниц, заранее придумал легенду, будто нож этот очень ценный, дедовский, и вообще семейная реликвия. Хотя, можно было и не накручивать. Женщины оказались на редкость участливыми, и тут же вспомнили, что охотничий нож видели и даже пользовались им, но вот где он сейчас… Пока поезд стоял у платформы, мы успели обойти все четыре вагона этого поезда-окурка, заглянули во все подсобки, во все укромные уголки. Сердобольные проводницы искали нож еще с большим рвением, чем я, но безрезультатно. И, когда уже все надежды были потеряны, и можно было прощаться, кто-то вспомнил, что нож оставался у проводницы, вышедшей недавно в отпуск.
Через две недели мы с отпускницей встретились прямо в вагоне. Она сразу же подтвердила, что нож у нее, охотничий, с ножнами, и что она, конечно же, сейчас его вернет, при этом добавила, что лучшего инструмента для щипания лучины на растопку титана, у нее не было.
Скажу честно, нож она вынесла классный. И ножны были ему подстать: вишневой кожи, с ременной бахромой и латунными вставками. Но, увы, это был не мой нож!
Дома, с горя чуть не напился, а потом целый вечер искал фотографии, где запечатлен был тот, который не сберег.
Через месяц я купил в магазине приличный охотничий нож и, добавив к нему большую коробку конфет, выменял у проводницы тот, с ножнами вишневого цвета.
Прошло еще полгода. В один из майских дней, мы с женой смогли наконец-то пробиться в свой лесной дом, который зимует без меня, под приглядом одного лишь Николая Чудотворца в красном углу.
Затащив в дом рюкзак, пошел еще за поклажей, и тут меня жена встречает на крыльце и светится вся, что тебе майское солнышко. Я не успел и рта открыть, как перед моим носом появился ( тут любой, наверное, сможет уже догадаться ) – мой верный нож, пролежавший всю зиму в коридоре!
Больше судьбу я решил не испытывать. Вернувшись домой, повесил его со всеми почестями на стену рядом с охотничьим рогом. Что не говори, а послужил он мне на славу. Однако не прошло и месяца, как я снова призвал его на службу, не зря ведь говорят: старый друг лучше новых двух. Он снова со мной повсюду, и в лесу, и на озере, и я уверен, после всех испытаний, доставшихся нам обоим, мы уже точно не расстанемся.
Идут годы, мы вместе уже четверть века. Он, как и я, за это время подизносился, лезвие источилось и стало клинышком, но служит он мне всё так же верой и правдой. И я, вспоминая удивительные истории его гибели и воскрешения, всё больше верю, что сработан мой помощник был очень добрым человеком и подарен им от чистого сердца.
Вход
Регистрация
RSS
FAQ
Очень понравилось - спасибо! 
